В современном мире криптовалюта приобретает все более широкое распространение. Судя по всему, это необратимый процесс. Привлекательность и, как следствие, нарастающая популярность данного финансового инструмента XXI века легко объяснима — “крипта” удобна в использовании, ее транзакции очень хорошо защищены, а сведения о них обеспечены высоким уровнем анонимности, прежде всего, с точки зрения контроля со стороны государства.
“Для правоохранительных органов криптовалюты ознаменовали принципиально новый этап в борьбе с преступностью. С одной стороны, криптовалюты стали активно использоваться в гражданском обороте законопослушными гражданами и хозяйствующими субъектами, в том числе как инструмент хранения капитала, что поставило задачу их надлежащей правовой защиты. С другой — децентрализованный характер и анонимность криптовалют изменили механизм совершения многих традиционных преступлений, раскрытие и расследование которых стало чрезвычайно трудноразрешимой задачей” [Русскевич Е.А., Малыгин И.И., 2020].
26 апреля этого года генеральный прокурор РФ Игорь Краснов, выступая с ежегодным отчетом в Совете Федерации, предложил законодательно признать криптовалюту предметом преступных посягательств и применять к ней ограничительные меры.
“Нарастает динамика совершения преступлений с использованием виртуальных активов. В связи с этим, на мой взгляд, требуется их включение в уголовное и уголовно-процессуальное законодательство в части возможности признания предметом посягательств и наложения на цифровые валюты ограничительных мер”, — сказал генпрокурор.
Тогда же, в апреле, районный суд в Санкт-Петербурге впервые в России разрешил арестовать украденную криптовалюту. Следствие просило наложить арест на 24 криптокошелька подозреваемого, на которых находилось 4 тыс. Ethereum стоимостью около 1 млрд рублей. По мнению суда, "основным отличием криптоденег от денег является только способ их возникновения, а поскольку понятие криптовалюты не закреплено законодательно, обозначение ее как «иное имущество» в ходатайстве об аресте допустимо. <...> Криптовалюта используется как средство платежа, инвестиций и накопления сбережений, то есть имеет материальную ценность, соответственно, признается судом как иное имущество и свидетельствует о наличии предмета преступления по смыслу примечания к ст.158 УК РФ, на которое может быть наложен арест".
А уже через месяц, в мае 2022-го, городской суд Петербурга в ходе дела о грабеже официально признал 55 млн рублей в криптовалюте платежным средством. Даже городская прокуратура в итоге назвала это прецедентом. Таким образом, прогнозы Игоря Краснова начали воплощение в практическую правоприменительную реальность.
“В настоящий момент в рамках уголовных дел не всегда понятно, как признать криптоактивы предметом преступления. Необходимо квалифицировать, каким образом нужно возмещать ущерб. У экспертов, у следователей возникает вопрос: как правильно оценить стоимость криптоактивов в конкретный момент, на какие биржи слать запросы, получать оттуда ответы и чем признавать эти активы? Это ценная бумага? Это имущество? Каким образом это необходимо квалифицировать?
Нет единого подхода, все зависит от творческого подхода следователя. Можно оценить, что у вас украли флешку, а ввиду того, что она стоит, допустим, меньше 1 тыс. руб., то признать это малозначительным деянием и, по большому счету, наказать людей только за то, что они ударили вас по голове. А можно признать, что там были активы на 100 млн руб., найти экспертов, которые скажут, что они действительно там были, если потерпевший этим займется, и попытаться осудить человека за хищение”, — так прокомментировал инициативу генпрокурора юрист Михаил Фаткин.
А как вообще уголовно-правовая наука смотрит на “крипту” с точки зрения признания ее предметом преступного посягательства? Давайте посмотрим на это подробнее в сегодняшнем нашем материале.
По справедливому замечанию М.И. Немовой, «попытка осмысления возможности применения Уголовного кодекса к преступным посягательствам, совершаемым посредством или в отношении криптовалют, — это попытка помещения динамично развивающихся экономических отношений в прокрустово ложе консервативного по своей сути уголовного закона» [Немова М.И., 2018].
Вообще, в российской теории уголовного права нет однозначной точки зрения относительно вопроса о том, может ли криптовалюта выступать предметом хищения. М.А. Простосердов отстаивает позицию, что криптовалюта, как цифровой информационный продукт, т.е. совокупность уникальных компьютерных данных, объединенных в виртуальный носитель, обладающих всеми признаками товара, собственной стоимостью и принадлежащих на праве собственности другому лицу, может выступать предметом хищения в преступлениях, предусмотренных ст. 159, 159.6 и 160 УК РФ [Простосердов М.А., 2016].
М.М. Долгиева также отмечает, что криптовалюта в силу специфических свойств, ценности и возможности являться предметом гражданского оборота должна быть отнесена к видам иного имущества в рамках ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) [Долгиева М.И., 2018]. Эта позиция получает все большую поддержку в отечественной науке уголовного права. Ю.В. Грачева, С.В. Маликов и А.И. Чучаев напрямую указывают, что ст. 128 и 141.1 ГК РФ позволяют криптовалюту относить к имуществу и тем самым снимают проблему квалификации деяний, в которых она выступает предметом преступления [Грачева Ю.В., Маликов С.В., Чучаев А.И., 2020]. В связи с этим нельзя не упомянуть, что в отечественной судебной практике уже был создан прецедент, в рамках которого криптовалюта фактически признана иным имуществом.
В своем решении Девятый арбитражный апелляционный суд выразил позицию, что «согласно ст. 128 ГК РФ к объектам гражданских прав относятся вещи, включая наличные деньги и документарные ценные бумаги, иное имущество, в том числе безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, имущественные права; результаты работ и оказание услуг; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. В силу диспозитивности норм гражданского права в ГК РФ отсутствует закрытый перечень объектов гражданских прав. Поскольку... действующее гражданское законодательство не содержит понятия «иное имущество», упомянутое в статье 128 ГК РФ, с учетом современных экономических реалий и уровня развития информационных технологий допустимо максимально широкое его толкование».
В итоге Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-ФЗ ввел в ГК РФ понятие «цифровые права», отнеся их к категории иного имущества. Тем не менее, дискуссии по правовой природе криптовалют и возможности их отнесения к объектам гражданских прав продолжаются.
Например, И. М. Конобеевская считает, что «собственно криптовалюты и токены принципиально новыми объектами прав не являются. По сути, они представляют собой записи в децентрализованном реестре, построенном с использованием блокчейн-технологий. Сами по себе они не являются ни имуществом и ни имущественными правами, а представляют собой технологически новый способ записи об имущественных правах», обосновывая при этом ошибочность отнесения и цифровых прав к объектам гражданских прав. Л.Ю. Василевская, напротив, рассматривает токен, который может выполнять разные функции, в том числе выступать и как средство платежа, в качестве цифрового права [Куликова А.А., Жмурко Р.Д., 2020].
В свою очередь Э.Л. Сидоренко отмечает, что из-за отсутствия легальной дефиниции криптовалюты в российском законодательстве ее нельзя признать объектом гражданских прав и, следовательно, любые формы ее присвоения априори не могут быть признаны хищением, поскольку криптовалюта не обладает свойственными для предмета хищения определенными экономическими и материальными параметрами [Сидоренко Э.Л., 2017].
Важно понимать, что криптовалюты представляют уникальное правовое явление: они являются не нормативным, а техническим выражением основных начал гражданского права, и непосредственность этого выражения не подлежит оспариванию. Технологии, на которых основана криптовалюта, прямо соответствует нормам ГК РФ о том, что субъекты гражданских прав:
1) приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе;
2) свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора;
3) должны действовать добросовестно.
Добросовестность субъектов правоотношений в сфере оборота криптовалют обеспечивается блокчейн-технологией, которая не может быть подделана или изменена в процессе, — по крайней мере сейчас, а предсказать способы такого изменения в настоящее время невозможно. То есть любые иные преступные действия, направленные на причинение вреда субъектам, заинтересованным в криптовалютных правоотношениях, должны быть квалифицированы по тем же статьям УК РФ, что и преступные деяния против иных гражданских правоотношений, прав и законных интересов.
“Следовательно, являются ошибочными мнения о том, что эти правоотношения невозможно защитить уголовно-правовыми методами, пока нет закона, определяющего их наличие и их границы. <...> Для установления факта совершения преступления нет необходимости определять, чем является криптовалюта, достаточно установить, на основании какого права она принадлежит потерпевшему лицу. В подавляющем большинстве случаев речь идет о праве собственности, которое из-за отсутствия специальных положений закона требует не регистрации, а лишь соблюдения общих правил подтверждения принадлежности. В силу сущности криптовалюты как явления, а также многообразия видов криптовалют определять эти правила необходимо в соответствии с природой конкретного вида, что, однако, свойственно не только криптовалюте, но и вполне привычным нам предметам преступления” [Кучина Я.О., 2020].
Следует отметить, что криптовалюта в подобных ситуациях может выступать предметом не только мошенничества в сфере компьютерной информации, но и соответствующих преступлений в сфере компьютерной информации. Это подтверждается п. 20 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», согласно которому мошенничество в сфере компьютерной информации, совершенное посредством неправомерного доступа к компьютерной информации или посредством создания, использования и распространения вредоносных компьютерных программ, требует дополнительной квалификации по ст. 272, 273 или 274.1 УК РФ.
Использование вредоносных программ, позволяющих копировать данные клиентов криптобирж, могут быть квалифицированы по ст. 273 УК РФ, однако опять же при такой квалификации не учитывается, что основная цель злоумышленников и, соответственно, более тяжкое деяние – это именно вымогательство денежных средств или криптовалюты. При этом подобные деяния согласно российскому законодательству квалифицировать по ст. 163 УК РФ как вымогательство нельзя, поскольку угроза уничтожения компьютерных систем или компьютерной информации не является признаком состава данного преступления.
Кроме того, согласно постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 07.07.2015 № 32 «О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем» предметом преступлений, предусмотренных ст. 174 и 174.1 УК РФ, могут выступать, в том числе денежные средства, преобразованные из виртуальных активов (криптовалюты), приобретенных в результате совершения преступления. При отсутствии информации о фактической стоимости предмета преступления она может определяться на основании заключения специалиста (эксперта).
Подводя итоги, нужно сказать следующее. Российское государство за последние полгода всерьез озаботилось вопросом легализации криптовалютного рынка, и это означает, что введение криптовалют в плоскость УК РФ суть неизбежное явление. Тем не менее, необходимо учитывать разницу между признанием крипты как предмета преступления и общеправовой криминализацией ее как предмета, так или иначе общекриминализованного (в смысле запрета на оборот).
А если вспомнить, что уровень юридической квалификации прокуроров и следователей в отношении криптоактивов, мягко говоря, до сих пор оставляет желать лучшего, очень важно не допустить смешения в их головах первого со вторым. И единственный приемлемый для этих целей путь — это на основе скрупулезного обобщения и анализа отдельных казусов готовить рекомендации для правоприменительной практики, которая вынуждена уже сейчас реагировать на новые вызовы и угрозы, связанные с блокчейн-революцией.
Telegram-канал.
“Для правоохранительных органов криптовалюты ознаменовали принципиально новый этап в борьбе с преступностью. С одной стороны, криптовалюты стали активно использоваться в гражданском обороте законопослушными гражданами и хозяйствующими субъектами, в том числе как инструмент хранения капитала, что поставило задачу их надлежащей правовой защиты. С другой — децентрализованный характер и анонимность криптовалют изменили механизм совершения многих традиционных преступлений, раскрытие и расследование которых стало чрезвычайно трудноразрешимой задачей” [Русскевич Е.А., Малыгин И.И., 2020].
26 апреля этого года генеральный прокурор РФ Игорь Краснов, выступая с ежегодным отчетом в Совете Федерации, предложил законодательно признать криптовалюту предметом преступных посягательств и применять к ней ограничительные меры.
“Нарастает динамика совершения преступлений с использованием виртуальных активов. В связи с этим, на мой взгляд, требуется их включение в уголовное и уголовно-процессуальное законодательство в части возможности признания предметом посягательств и наложения на цифровые валюты ограничительных мер”, — сказал генпрокурор.
Тогда же, в апреле, районный суд в Санкт-Петербурге впервые в России разрешил арестовать украденную криптовалюту. Следствие просило наложить арест на 24 криптокошелька подозреваемого, на которых находилось 4 тыс. Ethereum стоимостью около 1 млрд рублей. По мнению суда, "основным отличием криптоденег от денег является только способ их возникновения, а поскольку понятие криптовалюты не закреплено законодательно, обозначение ее как «иное имущество» в ходатайстве об аресте допустимо. <...> Криптовалюта используется как средство платежа, инвестиций и накопления сбережений, то есть имеет материальную ценность, соответственно, признается судом как иное имущество и свидетельствует о наличии предмета преступления по смыслу примечания к ст.158 УК РФ, на которое может быть наложен арест".
А уже через месяц, в мае 2022-го, городской суд Петербурга в ходе дела о грабеже официально признал 55 млн рублей в криптовалюте платежным средством. Даже городская прокуратура в итоге назвала это прецедентом. Таким образом, прогнозы Игоря Краснова начали воплощение в практическую правоприменительную реальность.
“В настоящий момент в рамках уголовных дел не всегда понятно, как признать криптоактивы предметом преступления. Необходимо квалифицировать, каким образом нужно возмещать ущерб. У экспертов, у следователей возникает вопрос: как правильно оценить стоимость криптоактивов в конкретный момент, на какие биржи слать запросы, получать оттуда ответы и чем признавать эти активы? Это ценная бумага? Это имущество? Каким образом это необходимо квалифицировать?
Нет единого подхода, все зависит от творческого подхода следователя. Можно оценить, что у вас украли флешку, а ввиду того, что она стоит, допустим, меньше 1 тыс. руб., то признать это малозначительным деянием и, по большому счету, наказать людей только за то, что они ударили вас по голове. А можно признать, что там были активы на 100 млн руб., найти экспертов, которые скажут, что они действительно там были, если потерпевший этим займется, и попытаться осудить человека за хищение”, — так прокомментировал инициативу генпрокурора юрист Михаил Фаткин.
А как вообще уголовно-правовая наука смотрит на “крипту” с точки зрения признания ее предметом преступного посягательства? Давайте посмотрим на это подробнее в сегодняшнем нашем материале.
По справедливому замечанию М.И. Немовой, «попытка осмысления возможности применения Уголовного кодекса к преступным посягательствам, совершаемым посредством или в отношении криптовалют, — это попытка помещения динамично развивающихся экономических отношений в прокрустово ложе консервативного по своей сути уголовного закона» [Немова М.И., 2018].
Вообще, в российской теории уголовного права нет однозначной точки зрения относительно вопроса о том, может ли криптовалюта выступать предметом хищения. М.А. Простосердов отстаивает позицию, что криптовалюта, как цифровой информационный продукт, т.е. совокупность уникальных компьютерных данных, объединенных в виртуальный носитель, обладающих всеми признаками товара, собственной стоимостью и принадлежащих на праве собственности другому лицу, может выступать предметом хищения в преступлениях, предусмотренных ст. 159, 159.6 и 160 УК РФ [Простосердов М.А., 2016].
М.М. Долгиева также отмечает, что криптовалюта в силу специфических свойств, ценности и возможности являться предметом гражданского оборота должна быть отнесена к видам иного имущества в рамках ст. 128 Гражданского кодекса Российской Федерации (далее — ГК РФ) [Долгиева М.И., 2018]. Эта позиция получает все большую поддержку в отечественной науке уголовного права. Ю.В. Грачева, С.В. Маликов и А.И. Чучаев напрямую указывают, что ст. 128 и 141.1 ГК РФ позволяют криптовалюту относить к имуществу и тем самым снимают проблему квалификации деяний, в которых она выступает предметом преступления [Грачева Ю.В., Маликов С.В., Чучаев А.И., 2020]. В связи с этим нельзя не упомянуть, что в отечественной судебной практике уже был создан прецедент, в рамках которого криптовалюта фактически признана иным имуществом.
В своем решении Девятый арбитражный апелляционный суд выразил позицию, что «согласно ст. 128 ГК РФ к объектам гражданских прав относятся вещи, включая наличные деньги и документарные ценные бумаги, иное имущество, в том числе безналичные денежные средства, бездокументарные ценные бумаги, имущественные права; результаты работ и оказание услуг; охраняемые результаты интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации (интеллектуальная собственность); нематериальные блага. В силу диспозитивности норм гражданского права в ГК РФ отсутствует закрытый перечень объектов гражданских прав. Поскольку... действующее гражданское законодательство не содержит понятия «иное имущество», упомянутое в статье 128 ГК РФ, с учетом современных экономических реалий и уровня развития информационных технологий допустимо максимально широкое его толкование».
В итоге Федеральный закон от 18 марта 2019 г. № 34-ФЗ ввел в ГК РФ понятие «цифровые права», отнеся их к категории иного имущества. Тем не менее, дискуссии по правовой природе криптовалют и возможности их отнесения к объектам гражданских прав продолжаются.
Например, И. М. Конобеевская считает, что «собственно криптовалюты и токены принципиально новыми объектами прав не являются. По сути, они представляют собой записи в децентрализованном реестре, построенном с использованием блокчейн-технологий. Сами по себе они не являются ни имуществом и ни имущественными правами, а представляют собой технологически новый способ записи об имущественных правах», обосновывая при этом ошибочность отнесения и цифровых прав к объектам гражданских прав. Л.Ю. Василевская, напротив, рассматривает токен, который может выполнять разные функции, в том числе выступать и как средство платежа, в качестве цифрового права [Куликова А.А., Жмурко Р.Д., 2020].
В свою очередь Э.Л. Сидоренко отмечает, что из-за отсутствия легальной дефиниции криптовалюты в российском законодательстве ее нельзя признать объектом гражданских прав и, следовательно, любые формы ее присвоения априори не могут быть признаны хищением, поскольку криптовалюта не обладает свойственными для предмета хищения определенными экономическими и материальными параметрами [Сидоренко Э.Л., 2017].
Важно понимать, что криптовалюты представляют уникальное правовое явление: они являются не нормативным, а техническим выражением основных начал гражданского права, и непосредственность этого выражения не подлежит оспариванию. Технологии, на которых основана криптовалюта, прямо соответствует нормам ГК РФ о том, что субъекты гражданских прав:
1) приобретают и осуществляют свои гражданские права своей волей и в своем интересе;
2) свободны в установлении своих прав и обязанностей на основе договора;
3) должны действовать добросовестно.
Добросовестность субъектов правоотношений в сфере оборота криптовалют обеспечивается блокчейн-технологией, которая не может быть подделана или изменена в процессе, — по крайней мере сейчас, а предсказать способы такого изменения в настоящее время невозможно. То есть любые иные преступные действия, направленные на причинение вреда субъектам, заинтересованным в криптовалютных правоотношениях, должны быть квалифицированы по тем же статьям УК РФ, что и преступные деяния против иных гражданских правоотношений, прав и законных интересов.
“Следовательно, являются ошибочными мнения о том, что эти правоотношения невозможно защитить уголовно-правовыми методами, пока нет закона, определяющего их наличие и их границы. <...> Для установления факта совершения преступления нет необходимости определять, чем является криптовалюта, достаточно установить, на основании какого права она принадлежит потерпевшему лицу. В подавляющем большинстве случаев речь идет о праве собственности, которое из-за отсутствия специальных положений закона требует не регистрации, а лишь соблюдения общих правил подтверждения принадлежности. В силу сущности криптовалюты как явления, а также многообразия видов криптовалют определять эти правила необходимо в соответствии с природой конкретного вида, что, однако, свойственно не только криптовалюте, но и вполне привычным нам предметам преступления” [Кучина Я.О., 2020].
Следует отметить, что криптовалюта в подобных ситуациях может выступать предметом не только мошенничества в сфере компьютерной информации, но и соответствующих преступлений в сфере компьютерной информации. Это подтверждается п. 20 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», согласно которому мошенничество в сфере компьютерной информации, совершенное посредством неправомерного доступа к компьютерной информации или посредством создания, использования и распространения вредоносных компьютерных программ, требует дополнительной квалификации по ст. 272, 273 или 274.1 УК РФ.
Использование вредоносных программ, позволяющих копировать данные клиентов криптобирж, могут быть квалифицированы по ст. 273 УК РФ, однако опять же при такой квалификации не учитывается, что основная цель злоумышленников и, соответственно, более тяжкое деяние – это именно вымогательство денежных средств или криптовалюты. При этом подобные деяния согласно российскому законодательству квалифицировать по ст. 163 УК РФ как вымогательство нельзя, поскольку угроза уничтожения компьютерных систем или компьютерной информации не является признаком состава данного преступления.
Кроме того, согласно постановлению Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 07.07.2015 № 32 «О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем» предметом преступлений, предусмотренных ст. 174 и 174.1 УК РФ, могут выступать, в том числе денежные средства, преобразованные из виртуальных активов (криптовалюты), приобретенных в результате совершения преступления. При отсутствии информации о фактической стоимости предмета преступления она может определяться на основании заключения специалиста (эксперта).
Подводя итоги, нужно сказать следующее. Российское государство за последние полгода всерьез озаботилось вопросом легализации криптовалютного рынка, и это означает, что введение криптовалют в плоскость УК РФ суть неизбежное явление. Тем не менее, необходимо учитывать разницу между признанием крипты как предмета преступления и общеправовой криминализацией ее как предмета, так или иначе общекриминализованного (в смысле запрета на оборот).
А если вспомнить, что уровень юридической квалификации прокуроров и следователей в отношении криптоактивов, мягко говоря, до сих пор оставляет желать лучшего, очень важно не допустить смешения в их головах первого со вторым. И единственный приемлемый для этих целей путь — это на основе скрупулезного обобщения и анализа отдельных казусов готовить рекомендации для правоприменительной практики, которая вынуждена уже сейчас реагировать на новые вызовы и угрозы, связанные с блокчейн-революцией.
Telegram-канал.